Ее дыхание было горячим у меня на шее, а пальцы впивались в мои бедра. «Ты уверена?» — снова спросил я, голос сорвался на шепот. Мы замерли в полумраке спальни, я сзади, уже на грани.
«Да, — выдохнула Аня, и в этом одном слове был и страх, и решимость. — Просто… делай всё медленно».
Я чувствовал, как бешено стучит мое сердце, а в животе горячим узлом затянулось возбуждение, смешанное со странным стыдом. Стыдом от этой дикой, запретной жажды. Кончиком пальца, смазанным лубрикантом, я снова коснулся ее, и она вздрогнула, прошептав что-то несвязное. Ее тело было напряжено как струна.
«Дыши, — попросил я, больше себя, чем ее. — Расслабься».
Когда я начал входить, преодолевая тугое, неподатливое сопротивление, у меня перехватило дыхание. Ощущение было оглушающим — плотная, обжигающая теснота, в тысячу раз острее, чем я представлял. Аня резко вскрикнула, и я замер, чувствуя, как по ее спине пробежала дрожь.
«Больно?» — вырвалось у меня, и я ненавидел себя за этот хриплый, полный пошлого желания голос.
«Странно… — она повернула голову, и в ее влажных глазах я увидел ту же бурю. — Не останавливайся. Пожалуйста».
И с ее тихим «пожалуйста» что-то щелкнуло внутри. Стыд отступил, утонув в волне абсолютной, животной потребности. Я двинулся глубже, и мир сузился до этого невероятного чувства — полного, абсолютного обладания, до ее сдавленного стона, в котором теперь слышалось не только напряжение, но и первые нотки незнакомого, темного наслаждения.