Я замерла у двери, прислушиваясь к тихим стонам из гостиной. Папа был дома не один. Его низкий голос, сдавленный от возбуждения, и тихий женский смех — всё говорило об интимности момента. Сердце колотилось где-то в горле, а между ног предательски потеплело. Стыд обжигал щёки, но ноги будто приросли к полу.
Я приоткрыла дверь на миллиметр. Они были на диване. Он, мой всегда такой сдержанный отец, страстно целовал шею той женщины, а его рука скользила под её юбкой. Я видела, как его пальцы натягивали тонкое кружево её трусиков в сторону, обнажая упругую полушарие ягодицы. Он что-то прошептал, и она, кивнув, перевернулась на живот.
«Нет, — пронеслось в моей голове, — только не это». Но я смотрела, заворожённая. Он достал из кармана брюк маленький флакон, смазал пальцы и себя. Мой собственный анус непроизвольно сжался в ответ. Я видела, как он надавил, как её тело напряглось, а потом подалось навстречу. Тихий стон, не от боли, а от чего-то другого, глубже. Он вошёл. Медленно, преодолевая сопротивление.
Их соединение казалось невероятно интимным, почти священным. Влажность выступила у меня на бёдрах. Я чувствовала каждый его толчок так остро, будто это происходило со мной. Стыд смешался с острым, запретным возбуждением. Я представила его руки на моей талии, его шёпот в ухо… и отшатнулась от двери, прижимая ладонь к горящим губам. Я была мокрая, возбуждённая и ужасно одинокая в этом знании.