Я замерла у двери, прислушиваясь к приглушённым голосам из гостиной. Мамин смех, низкий бархатный смех незнакомого мужчины. И тишина. Та самая тишина, что гуще любых слов. Сердце колотилось где-то в горле.
Я знала, что они там не просто пьют вино. Знание это было острым и липким, как будто я сама стала соучастницей. Я прижалась лбом к прохладному дереву, представляя картины, от которых по спине бежали мурашки. Его руки на её талии. Её шею, запрокинутую в том жесте покорности и доверия, который я видела лишь мельком, случайно, много лет назад.
Потом послышался шорох, шаги по паркету в сторону спальни. И её голос, уже без смеха, тихий и влажный от желания:
— Ты же обещал быть нежным… в первый раз.
— Я буду, — ответил мужчина, и в его голосе была такая твёрдая уверенность, что у меня похолодели ладони. — Я всё сделаю, как ты просила.
Я сжала кулаки, чувствуя, как предательское тепло разливается по низу живота. Стыд сдавил виски. Это же мама. Но воображение уже рисовало её: не маму, а женщину. Задыхающуюся, с прикушенной губой, чувствующую, как её медленно, неумолимо заполняют. Ту самую запретную, тугую нежность, о которой я читала только в тайных историях в интернете. Раздался тихий стон, приглушённый дверью. Не от боли. От чего-то другого. И я, затаив дыхание, украдкой прикоснулась к себе поверх хлопковой пижамы, ненавидя и предаваясь этому странному, жгучему возбуждению, выросшему из темноты и чужих шёпотов.