Я никогда не думал, что эти тайные рассказы про анал инцест, которые я находил в глубинах сети, станут моей реальностью. Они будоражили меня, вызывали глухое томление внизу живота, но оставались просто фантазией, далёкими и невозможными. До того вечера.
Воздух в гостиной был густым и неподвижным. Мы с тобой остались одни, и тишина между нами накалилась до предела. Я чувствовал, как моя кровь стучит в висках, а твой взгляд, обычно такой родной и спокойный, стал пристальным, обжигающим. Ты подошла ближе, и от твоего тела исходило горячо, которое я ощущал кожей даже на расстоянии. Твои пальцы коснулись моей руки — лёгкое, почти невесомое прикосновение, от которого по спине пробежала дрожь.
«Ты читал их, да? Те самые истории...» — твой шёпот был едва слышен, но каждое слово впивалось в меня, лишая воли. Ты говорила о них, о наших запретных рассказах про анал инцест, и в твоих глазах читалось не осуждение, а понимание и — о Боже — такое же желание. Это был момент, когда границы рухнули. Моя рука сама потянулась к тебе, притягивая к себе, а твоё тело в ответ обмякло в первом, сдавленном вздохом расслаблении.
Когда наши губы наконец встретились, мир сузился до точки. До жара твоего рта, до вкуса тебя, до безумной, пугающей правоты происходящего. Мои ладони скользнули под тонкую ткань твоей одежды, и ты застонала — тихо, по-детски беспомощно, и от этого звука всё во мне сжалось в тугой, болезненный узел желания. Я знал, к чему это ведёт. К той самой, самой запретной из всех историй, к тому, что сделает нас соучастниками навсегда. И когда ты, отрываясь от поцелуя, прошептала: «Я тоже хочу... нашу историю», — я понял, что точка невозврата уже осталась далеко позади. Готовность к полному, абсолютному подчинению этой страсти обещала не просто грех, а какое-то новое, пугающее блаженство. И я уже не мог, да и не хотел останавливаться.