Его пальцы скользнули под резинку моих трусиков сзади, и я вздрогнула, прижавшись лбом к прохладному стеклу окна в общежитии. За спиной слышалось его тяжёлое, возбуждённое дыхание.
— Ты уверена? — голос Марка был низким, густым от желания. Его ладонь лежала на моей пояснице, твёрдая и горячая.
Я кивнула, не в силах вымолвить слова. Уверена? Нет. Но дикое, пугающее любопытство перевешивало страх. Мы выпили дешёвого вина, наши шутки за часом в его комнате становились всё грязнее, а прикосновения — смелее. Теперь он стоял сзади, а я, сдерживая дрожь, чувствовала, как мокрое пятно растёт на моём белье от одного только его намёка.
— Расслабься, — прошептал он, целуя шею, и одной рукой расстегнул джинсы.
Стыд обжёг мне щёки. Я делала это впервые, и мысль о том, что это будет здесь, у окна, за которым мелькали тени других студентов, сводила с ума. Но его пальцы, смазанные чем-то скользким и холодным из тюбика, уже нашли то место, осторожно надавили. Боль была острой и непривычной, я вскрикнула.
— Тише, тише, — он не останавливался, его движения стали увереннее, палец погружался глубже, растягивая, заполняя. И вдруг боль отступила, сменившись странным, глубоким давлением, от которого по всему телу побежали мурашки. Я застонала, уже не от боли, а от шока — это было невыносимо интимно, унизительно и невероятно возбуждающе.
— Вот так, — сдавленно выдохнул Марк, и я почувствовала, как он пристраивается, твёрдый и огромный, заменяя собой палец. Мир сузился до этой одной, жгучей точки входа.