Его ладонь легла мне на поясницу, твердо и неоспоримо, когда я попыталась вывернуться из объятий. «Нет, — его голос был тихим, но таким густым, что по спине пробежали мурашки. — Ты знала, на что идешь. Нарушила правило — получи наказание».
Сердце колотилось где-то в горле, смесь страха и дикого, предательского возбуждения сжигала изнутри. Я чувствовала, как мое тело отзывается на его властный тон, влажнея вопреки всему. Стыд пылал на моих щеках.
«Пожалуйста…» — вырвалось у меня шепотом, но это не было отказом. Это была мольба, в которой он услышал то, что я сама боялась признать.
Он уложил меня на живот, его вес пригвоздил к прохладной простыне. Пальцы скользнули между ягодиц, сухие и уверенные. Я вскрикнула, когда один из них, смазанный чем-то скользким и холодным, нажал на запретное, тугое отверстие. Боль была острой и непривычной, заставляя тело напрячься в протесте.
«Расслабься, — прошептал он в самое ухо, и его дыхание обожгло. — Прими это. Вся».
И тогда боль начала меняться, переплавляясь в невыносимое, глубокое давление, которое заполняло все мое существо. Стыд отступил перед странным, животным чувством полнейшей принадлежности. Каждый сантиметр его медленного, неумолимого продвижения внутрь был пыткой и блаженством. Я закусила губу, чтобы не застонать, но звук все равно вырвался — тихий, сдавленный, полный капитуляции.