Его пальцы медленно скользнули вниз по моей спине, задерживаясь на самом краю. Я замерла, прижавшись лбом к прохладному стеклу окна, сердце колотилось где-то в горле.
— Ты уверена? — его голос, низкий и хриплый, обжег шею. Его ладонь лежала на моей пояснице, влажная и тяжелая.
Я кивнула, не в силах вымолвить слово. Уверена? Нет. Но желание было сильнее страха — липкого, парализующего. Желание быть для него предельной, последней, той, кому он доверяет всё.
Он нанес масло, движения были осторожными, почти нежными. Но когда его палец начал медленно, с неумолимым давлением входить внутрь, я вскрикнула. Острая, обжигающая боль пронзила меня насквозь, вытеснив все мысли.
— Дыши, — прошептал он, прижимаясь всем телом к моей спине, и его твердость в моей спине вызывала странную смесь стыда и дикого возбуждения. — Просто дыши.
Я пыталась ловить воздух. Боль была тупой, раскаленной, она разрывала меня. Слезы выступили на глазах от беспомощности и этого невыносимого, чуждого вторжения. Но вместе с болью, сквозь нее, пробивалось другое — чувство невероятной наполненности, интимности до дрожи. Он был внутри там, где никто и никогда.
— Больно, — выдохнула я, и это прозвучало как признание, как мольба.
— Я знаю, — его губы коснулись моего плеча. — Сейчас… станет лучше.
Его рука обвила мой живот, притягивая меня еще ближе. И в этой болезненной тесноте, в этом стыдном подчинении, внезапно мелькнула искра — острый, запретный восторг.