Я всегда считала себя зрелой и опытной женщиной, знающей своё тело и свои желания. Но в тот вечер, когда его пальцы впервые скользнули ниже, к самой запретной для меня границе, я прошептала: «Нет». Мой тихий, но твёрдый отказ стал началом этой истории. Этот рассказ зрелка была против анала — мой личный манифест, закон, который я не собиралась нарушать.
Его губы обжигали мою шею, а ладонь, тяжёлая и тёплая, прижимала мой таз к нему, и я чувствовала полноту его желания через тонкую ткань моего платья. Каждое прикосновение вело к знакомому, влажному блаженству, к которому я стремилась. Но его настойчивая рука продолжала свой путь, и я снова отстранилась, уже с лёгкой дрожью в голосе: «Ты же знаешь… Рассказ зрелка была против анала, и это не обсуждается».
Он не настаивал. Вместо этого его проникновение стало глубже, медленнее, выверенным до миллиметра, и волны экстаза накатывали с такой силой, что мир сузился до точки нашего соединения. Я тонула в ощущениях, в пульсации внутри меня, совпадающей с биением его сердца. И тогда, в пик этого безумия, когда каждая клетка кричала от наслаждения, он прошептал, и его слова обожгли сознание сильнее, чем любое прикосновение: «А если это будет не анал, а просто… ещё одна глубина? Просто доверие. Просто — я и ты».
И мой железный запрет, вся эта история про то, что зрелка была против анала, дала первую трещину. Не от страха, а от этого безумного, всепоглощающего чувства, от желания отдать ему всё без остатка.