Я замерла у его двери, прислушиваясь к шумам из-за стены. В доме никого, только мы двое. Сердце колотилось так, будто хотело вырваться. Я знала, что он дома один, и этот факт сам по себе был уже нарушением всех границ.
Стучу. Легко, почти невесомо.
«Войди», — его голос, низкий и спокойный, прозвучал как приговор.
Он сидел на краю кровати, в одних спортивных штанах, и что-то листал в телефоне. Взгляд поднял на меня, и в его глазах мелькнуло что-то знакомое и одновременно пугающее. Не братский взгляд.
«Чего?» — спросил он, откладывая телефон.
Я сделала шаг внутрь, и дверь тихо закрылась за моей спиной. Воздух в комнате казался густым, сладким от его одеколона.
«Мне… страшно одной в пустом доме», — солгала я, чувствуя, как жар разливается по щекам. Правда была в другом: меня сводило с ума напряжение, которое висело между нами последние недели. Напряжение, от которого сохло во рту и ныло внизу живота.
Он молча смотрел на меня, оценивающе. Потом медленно встал и подошел так близко, что я почувствовала исходящее от его тела тепло.
«И что ты хочешь?» — его пальцы коснулись моей руки, и по спине побежали мурашки. Его прикосновение было не братским. Оно было тяжелым, властным, полным невысказанного намерения.
Я не отвечала. Стыд сдавливал горло, но возбуждение было сильнее. Оно пульсировало в такт сердцу, горячей волной приливая между ног. Он видел это. Читал во мне, как в открытой книге.
Его рука скользнула с моего запястья на талию, а другая коснулась моего затылка, заставляя слегка наклонить голову. Дыхание перехватило.
«Ты же понимаешь, куда это ведет?» — прошептал он прямо в губы, и в его словах не было вопроса. Была конста