Его рука скользнула под мою юбку, грубо сминая тонкое кружево трусиков. Мысль «он же мой начальник» пролетела и растаяла, как дождевая капля на раскаленном стекле его внедорожника. Парк в этот час был пуст, только редкие фары проезжающих машин выхватывали из темноты стёкла, запотевшие от нашего дыхания.
— Ты вся дрожишь, — прошептал он губами в мое ухо, и по спине пробежали мурашки. Его пальцы нашли то, что искали, влажное и пульсирующее, но я почувствовала, как они движутся ниже, к запретной, тугой складке. Стыд обжег щеки.
— Нет… Там нельзя, — вырвалось у меня слабым, совсем не убедительным стоном.
— Можно, — его голос был низким и властным. Он не спорил, а констатировал. Одной рукой он расстегнул ремень, другой продолжал готовить меня, смазывая скользким от моих же соков. Страх смешивался с диким, животным возбуждением. Я чувствовала каждый миллиметр его настойчивого пальца, непривычное, растягивающее чувство, от которого перехватывало дух.
— Расслабься, — он поймал мой взгляд в темноте, и я кивнула, не в силах вымолвить слова. Когда он приподнял меня, усаживая к себе на колени спиной, холодок от кожаного сиденья смешался с жаром его тела. Первый, медленный, неумолимый толчок заставил вскрикнуть. Боль была острой и яркой, но тут же растворилась в волне странного, всепоглощающего удовольствия, по мере того как он заполнял меня целиком.