Его пальцы впивались в мои бедра, удерживая с силой, от которой захватывало дух. Я лежала лицом в подушку, и сквозь шелк наволочки доносился только звук моего собственного прерывистого дыхания и его тяжелых шагов за спиной.
— Не двигайся, — его голос был низким, без привычной ласковой теплоты. Командным. От этого по спине пробежали мурашки, смесь страха и острого, запретного возбуждения.
Я чувствовала, как он наклоняется, как его ладонь скользит по моей пояснице, задирая край ночнушки. Воздух коснулся обнаженной кожи, и я сглотнула, понимая, что сопротивляться уже поздно. Да и не хотелось. Стыд прожигал изнутри, но влага между ног была предательски явственной.
— Ты же сама этого хочешь, — прошептал он, не спрашивая, а констатируя. Его палец, смазанный чем-то холодным и скользким, настойчиво уперся в запретное место. Мое тело напряглось инстинктивно.
— Подожди… — сорвался с губ слабый протест, но он заглушил его движением. Острый, жгучий дискомфорт сменился давящей полнотой. Я вскрикнула, вцепившись в простыни.
— Тише, — он вошел глубже, и боль начала отступать, уступая место странному, всепоглощающему ощущению. Он заполнял меня полностью, владел безраздельно. Каждый толчок был болезненным и сладостным одновременно, стирая границы. Я плакала, прикусив губу, и вместе со слезами приходило осознание: я никогда не была так беззащитна и так сильна в своем унижении.