Клубы сигаретного дыма висели в воздухе тягуче и сладко, перемешиваясь с запахом дешевого вина и тёплых тел. Музыка била в виски монотонным басом, но я её уже почти не слышал. Всё моё внимание было приковано к его руке, лежащей у меня на пояснице, — тяжёлой, властной, обещающей. Мы говорили ни о чём, но каждый его взгляд скользящий по моей губе, каждый наклон головы был частью ритуала. Это был тот самый рассказ вписка анал, который пишется не словами, а взглядами, жестами, тишиной между фразами.
Он наклонился, и его губы коснулись моего уха, голос прорвался сквозь шум, низкий и влажный: «Пойдём в другую комнату. Там тише». Не было вопроса, было предвкушение, гудевшее в крови, как тот самый бас. В небольшой комнате, где свет пробивался только из-под двери, пахло пылью и чужими вещами. Его пальцы, уверенные и неторопливые, расстегнули мои джинсы. Я чувствовал, как с каждым движением нарастает напряжение, смешанное с трепетом.
Когда его смазанный палец коснулся моего сфинктера, я выдохнул, пытаясь вспомнить о расслаблении. Но это было лишь начало. Он входил медленно, преодолевая сопротивление, и мир сузился до одной точки — точки распирания, которая превращалась в невероятную, всепоглощающую полноту. Каждый сантиметр его продвижения был историей, нашим личным, тайным рассказом вписка анал, который разворачивался в тишине запертой комнаты.
А потом началось движение. Медленное, глубокое, вытесняющее всё, кроме ощущения его тела внутри моего. Распирание сменилось ритмом, а ритм принёс с собой волну блаженства, накатывающую с каждым толчком. Я утонул в этом чувстве, в этом грубом и нежном одновременно соединении, которое и было сутью всего вечера — тем самым откровенным, пульсирующим рассказом вписка анал, ради которого, кажется, и затеваются все эти тёплые, душные собрания тел в полумраке.