Кожа на его ладони была шершавой от работы, но касался он меня с такой нежностью, что по спине пробегали мурашки. Мы лежали в полумраке сарая, где пахло сеном и летней пылью, а его твердый член упруго упирался в мою ляжку. Он шептал что-то, целуя шею, а я вспоминала те самые рассказ старых бабушек анал, которые когда-то слышала украдкой, на кухне, за кружкой чая. Они говорили о чем-то запретном, с придыханием и хитрыми прищуренными глазами, и тогда это казалось мне чем-то далеким и невозможным.
Но сейчас это было здесь. Его пальцы скользнули ниже, к самой интимной щели, уже влажной от томления, и я почувствовала, как все внутри сжалось в сладком предвкушении. Он спросил тихо, почти неслышно, и я кивнула, прижавшись лбом к его груди.
Первое проникновение было шоком — не болью, а глубоким, непривычным распиранием, от которого перехватило дыхание. Я замерла, слушая свое тело, и он тоже, давая мне привыкнуть. А потом началось медленное, ритмичное движение, и распирание сменилось странным, всепоглощающим расслаблением, как будто открылась какая-то потаенная дверь. Внутри нарастала глубокая, горячая пульсация, синхронная с его толчками, и мир сузился до этого темного угла, до запаха его кожи и этого невероятного чувства.
Именно тогда я поняла, о чем на самом деле шептались старушки. Их рассказ старых бабушек анал был не просто о физическом акте. Он был о доверии, которое растворяет границы, о том, как можно быть абсолютно открытой, уязвимой и сильной одновременно. Это была тайная наука наслаждения, передаваемая шепотом из поколения в поколение.
Он глубже вошел в меня, и я застонала, уже не сдерживаясь, обвивая его ногами. Моя рука скользнула между наших тел, к клитору, и волна нарастающего удовольствия смыла последние мысли. Вот он — настоящий рассказ старых бабушек анал, который теперь писало наше с ним тело, каждая клетка, каждый нерв, взрываясь тихим криком в тишине старого сарая.