Тюремная библиотека пахнет пылью, плесенью и отчаянием. Но сейчас для меня существует только запах его кожи, солёный и густой, и шелест дешёвой бумаги. Мы сидим в дальнем углу за стеллажом с юридической литературой, плечом к плечу, так близко, что тепло его тела жжёт мой бок.
Его низкий голос, чуть хриплый от долгого молчания, обволакивает меня, пока он читает вслух. Это не книга. Это листок, переписанный от руки, история о том, как один заключённый берёт другого в душевой, грубо и властно. Каждое слово — удар по нервам. Я чувствую, как кровь приливает к лицу, стыд прожигает изнутри, но ниже, в животе, сжимается горячий, непрошенный комок возбуждения.
«…он прижал его лицом к кафелю, мокрому и холодному, а сам…» — голос чтеца прерывается. Он поворачивает голову, и его дыхание касается моего уха. — Ты красный, как мак.
Я не могу вымолвить ни слова, только глотаю воздух. Его колено невзначай надавливает на моё бедро, и по нему бежит разряд.
— Стыдно? — спрашивает он, и в этом нет насмешки, только понимание и что-то ещё, тёмное и обещающее.
— Да, — выдыхаю я, и это правда. Но ещё большая правда — в том, как пульсирует между ног в такт его словам, в том, как я представляю не героев истории, а нас. Здесь. Сейчас. Его руки, сжимающие не воображаемые бёдра, а мои.
— Хочешь, чтобы я продолжил? — Его пальцы, шершавые, ложатся мне на колено, и я замираю, понимая, что это уже не чтение. Это сговор.
Я киваю, не в силах оторвать взгляд от его губ. Следующая история, я знаю, будет про нас. И читать её будем мы уже по-другому.