Тишину в гостевой комнате разрезал шепот: «Только не говори ей…» Ее горячее дыхание обожгло мое ухо. Рука тещи, Софьи Ивановны, скользнула под мою футболку, ее пальцы впились в кожу живота. Я замер, прижатый к прохладной стене, весь в плену стыда и дикого, неконтролируемого возбуждения.
Мы остались одни после дня рождения жены. Катя ушла рано, с головной болью. А мы… мы допивали вино. Говорили о пустяках. А потом ее взгляд изменился, стал тяжелым и влажным.
«Ты всегда на меня так смотришь, — прошептала она, прижимаясь всем телом. Ее бедро уперлось в мой напрягшийся член. — Я знаю».
Я не мог вымолвить ни слова. Только чувствовал, как горит лицо, как предательски пульсирует в паху. Запах ее духов, дорогих и терпких, смешался с запахом вина и этого греха, который висел в воздухе.
«Я хочу… чтобы ты взял меня там, — ее губы коснулись моей шеи. — Где не берет даже мой муж. Где я буду только твоей».
Ее рука нащупала ширинку, расстегнула. Холодок воздуха и жар ее ладони. Голова кружилась. Это было чудовищно. Но мое тело, мой животный разум уже сказали «да», пока я пытался найти в себе хоть каплю сопротивления.
«Софья… мы не можем…» — выдавил я, но мои руки уже обхватили ее полные бедра через тонкую ткань халата.
«Можешь, — она отвела мою ладонь к своей круглой, пышной ягодице, заставив прочувствовать каждую выпуклость. — И будешь. Прямо сейчас».