Я замерла в дверном проеме, глядя на экран его ноутбука. Он не услышал, как я вошла. А я услышала… стоны. И увидела — нас.
Точнее, меня. Меня вчерашнюю, на огромной кровати в отеле. Меня, раскинувшуюся на животе, с закатившимися глазами. И его, моего мужа, позади. Не в том месте, где обычно. Глубоко, невыносимо глубоко в том, другом месте.
«Боже, как же это… тесно», — его приглушенный голос с колонок заставил меня содрогнуться. Я вспомнила. Вспомнила этот разрывающий, неприличный вход, смесь боли и дикого, запретного удовольствия. Как я плакала от наваждения, впиваясь в простыни, а он, лаская меня, шептал, что я его самая развратная девочка.
«Ты же этого хотела, да?» — его вопрос на записи прозвучал как обвинение. И мой стон в ответ: «Да… да!»
Стыд обжег меня, спустился горячей волной в низ живота. Я стояла, чувствуя, как между ног становится влажно от этого воспоминания, от взгляда со стороны. Это было отвратительно. И невероятно возбуждающе. Он обернулся. В его глазах мелькнул испуг, затем — темный, знакомый блеск.
«Я… монтировал», — глупо пробормотал он.
Я сделала шаг к нему, не в силах оторвать взгляд от экрана, от той распутной женщины с моим лицом. Голос дрожал.
«И… часто пересматриваешь?»