Её дыхание было горячим у меня на шее, а рука — под моей футболкой. Мы целовались, как в первые дни, с той же жадностью, но с десятилетним грузом общих тайн. Я прижал её к стене в прихожей, чувствуя, как отзывается во мне каждое её движение.
— Подожди, — она отстранилась, её глаза блестели в полумраке. — Я… Я хочу попробовать кое-что. То, о чём мы говорили.
Сердце ёкнуло. Мы действительно говорили. Шёпотом, ночью, под одеялом, когда стыд растворялся в темноте. Об анале. Она боялась, но любопытство и желание доставить мне особое удовольствие оказались сильнее.
— Ты уверена? — Мой голос прозвучал хрипло.
Она лишь кивнула и взяла меня за руку, ведя в спальню. Там, при свете одной лампы, всё стало медленным и нарочитым. Каждый взгляд, каждое прикосновение. Когда я наносил лубрикант, её тело вздрогнуло. Мои пальцы скользили осторожно, готовя её, а я наблюдал, как смесь наслаждения и лёгкой боли искажает её красивое лицо.
— Медленно, — выдохнула она, впиваясь пальцами мне в плечи. — Очень медленно, пожалуйста.
Я входил, преодолевая плотное, незнакомое сопротивление. Её тихий стон был не от боли, а от шока нового ощущения. А внутри меня бушевало всё: дикое возбуждение от этой запретной тесноты, щемящая нежность к её доверию и острый стыд — ведь я видел, как она кусает губу. Но когда она расслабилась и потянулась ко мне навстречу, стыд утонул в тёмной, всепоглощающей волне желания. Мы нашли новый ритм, грубый и откровенный, и мир сузился до точки нашего соединения.