Ее дыхание было горячим у меня на шее, а пальцы впивались в мои бедра. «Ты уверена?» — мой голос прозвучал хрипло, почти чужо. Вместо ответа она лишь глубже прижалась спиной к моей груди, и я почувствовал, как под ладонью, лежащей у нее на животе, вздрагивают мышцы.
Мы замерли на краю. Воздух в спальне был густым от желания и тишины, нарушаемой только нашим учащенным дыханием. Я видел, как под тонкой кожей ее плеча бежит нервный пульс. Стыд — острый, щекочущий — уже смешался с животным возбуждением, превратившись в нечто головокружительное. Она сама повела мою руку ниже, через шелк трусиков, к тому запретному, сжавшемуся от прикосновения месту.
«Я хочу… чтобы ты читал меня, как книгу», — прошептала она, запрокидывая голову. Слова, такие нежные и такие похабные одновременно, ударили в низ живота. «Каждую строчку. Каждую… запятую».
Мой палец, смазанный, скользнул вдоль узкой складки, и она резко вдохнула, ее тело на мгновение стало каменным, а затем безвольно обмякло, позволив войти на самый кончик. Там было тесно, невероятно тесно и обжигающе горячо. Читать. Да. Это был новый алфавит, написанный на языке плоти — дрожь, сдерживаемый стон, крошечное мышечное сокращение, говорящее о боли и наслаждении сразу. Я боялся пошевелиться, боялся сломать хрупкость этого момента. Но она сама, медленно и властно, начала двигать бедрами, заставляя палец погружаться глубже, диктуя ритм этой первой, немой фразы.