Его пальцы скользнули по моей спине, влажные от пота в душной комнате. Где-то за стеной гремела наша же музыка — грязный, сырой гаражный рок, который мы только что репетировали. А здесь, в крошечной подсобке, пахло краской, пылью и им.
— Ты дрожишь, — его голос был низким, густым, как смола. Губы коснулись мочки уха.
Я не могла вымолвить ни слова, лишь кивнула, уткнувшись лбом в прохладную стену. Руки уперлись в шершавую поверхность. Возбуждение пульсировало внизу живота, горячее и непрошенное, смешиваясь с едким стыдом. Мы только что спорили о гитарном риффе, а теперь его ладонь легла на пояс моих рваных джинсов, владелец которой секунду назад был просто моим коллегой по группе.
— Марк… мы не можем…
— Можем, — он перебил, и его пальцы нашли пуговицу. Металл звякнул. — Ты же сама этого хочешь. Весь вечер смотрела так, будто хочешь меня съесть.
Он был прав. Адреналин после громкой музыки, эта животная близость в тесном пространстве… Я чувствовала, как поддается тело, предавая все доводы рассудка. Его рука скользнула внутрь, грубые подушечки пальцев — туда, где я была уже мокрой от одного его дыхания на шее.
— Только не здесь… — выдохнула я, но это уже была формальность. Протест умирал на губах.
— Здесь, — настаивал он, прижимаясь всем телом, и я ощутила жесткую плотность его джинсов у своей поясницы. — Прямо здесь и сейчас. Ты же любишь всё не по правилам.
Его палец, смазанный моей же влагой, нажал на запретное, тугое место. Мир сузился до этого пронзительного, стыдного ощущения. Страх и желание слились в один вихрь. Я закусила губу, чтобы не застонать, но тихий стон все равно вырвался, потерявшись в г